Комментарий к черновику:
После фрагмента с элеватором был ступор. Как будто город крикнул тебе в самое ухо, а потом наступила ледяная тишина. Иду, не видя дороги, и город вёл меня — уже не к великанам из железа, но к чему?
Второй знак не явился. Он проступил. Как кровь сквозь бинт. Как правда сквозь ложь. Меловая стигмата?
Сумрак спускался неспешно, как масляная пленка на воде. Я брел вдоль набережной, уже не Павелецкой, а где-то ниже, где городские огни отражались в темной глади не реки, а канала.
В ушах всё ещё стоял скрежет — то ли ветра, то ли железных крыльев. Мысли путались, спотыкаясь о ржавые обломки только что увиденного.
И тут взгляд выхватил белизну у обочины. Мелькнуло — мел? Бросок детства? Но нет. Белизна эта не просто лежала. Она проступила. Сквозь серую, заплесневевшую от сырости плитку, сквозь плёнку наступающих сумерек. Как шрам. Чёткий, неумолимый контур. Как обведённый мелом труп на месте преступления.
Заметка к работе:
В раздумьях не заметил, как присел на корточки. В голове гудело:
«Ты видишь их? Тени за тенями. Мир в мире». Теперь я понимал буквально. Город — это слои, как старая краска на стенах.
И вот очередной слой прорвало. Словно город, содрогнувшись, выплюнул своего призрака сквозь тонкую плёнку реальности, оставив автопортрет. Это не граффити. Не вандализм.
Это — стигмата.
Рана на теле города. Искусство не рук человеческих, а самой боли этого места. Тут скоро будет нужна пояснительная бригада.Проработать погружение в чертоги знака.
Я протянул руку. Пальцы дрожали. Я коснулся меловой линии. Холодная, шершавая. И тут же — словно ответный удар. Грязь, вековая копоть, ржавчина с моих собственных пальцев потянулись к мелу. Не пачкая его, а впитываясь. Как кровь в промокашку. Тёмные прожилки поползли по белой линии, оживляя контур, наполняя пустоту тенями.
Воздух сгустился, стал плотным, как тесто. Я почувствовал, как моё собственное дыхание замедляется, словно я вхожу в воду. Запах канала изменился — вместо сырости теперь витал аромат старого мела и чего-то древнего, похожего на запах пыли в заброшенном доме, который заперли в день похорон.
Кто кого снимает?
Место настолько атмосферное что необходимо участие самого места.
Камера была в моих руках, но я понимал: щелчок сейчас будет не моим. Город снимал себя через меня. Я был лишь проводником.
Палец нажал на спуск. Звук был громким, как выстрел в тишине. Но в этот миг я услышал — нет, почувствовал — тихий, протяжный вздох. Не ветра. Тени. Тени самого знака.
И тогда я почувствовал шаги. Тяжёлые. Гулкие. Мерные. Приближающиеся по набережной сзади. Неспеша. Целенаправленно. Как будто кто-то очень большой и очень старый знал, где искать свидетеля.
Я не обернулся. Я знал — это не ко мне. Или еще нет.
Заметка к работе:
Здесь я оставлю пустоту. Описать того, кто шёл — значит убить трепет. Иногда важнее не лицо, а ощущение взгляда между лопаток.
Появление той самой поясительной бригады.
Охота продолжилась. Но теперь это была не погоня. Это было следование за шрамом.
Город сам вёл меня, метя путь своими ранами. А шаги за спиной были лишь напоминанием: ты не один ходишь по этим тротуарам в сумерках. И следующий знак уже ждал за поворотом.
Новый кадр — новая глава?
…Следующий кадр начать прорабатывать как материал для следующей записи.
Если первый знак был вопросом города ко мне, то второй — его ответом на моё присутствие. Это диалог, который ведётся на языке эмоций.
Фотография здесь — не украшение. Это перевязка. Актуализация боли.
И в этом, как ни парадоксально, единственная возможность исцеления — для места и для того, кто на него смотрит.
Резонирует? Нажимай для полного погружения
ДНЕВНИК
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЯВЛЕНИЕ ЗНАКОВ
